Обрадованный старшина оставил его у себя погостить несколько дней – тут-то я и познакомился с Налимовым.
Дело в том, что у меня в речке, протекающей близ имения, нашёлся так называемый черный мореный дуб в довольно большом количестве. Я достал со дна реки несколько очень больших дерев, и мне хотелось сделать из них мебель, для чего, конечно, нужен был столяр. Услыхав, что у старшины работал хороший столяр, я отправился к нему за справками, и как раз встретился с Налимовым. Кончилось дело тем, что он поехал ко мне и проработал у меня не более и не менее как 26 лет.
Сначала Налимов делал у меня из чёрного дуба художественную резную мебель. Меня поразило совершенство его работы, и я предложил ему заняться выделкой инструментов – балалаек, т.к. работа инструментальных мастеров меня совсем не удовлетворяла, и я переплачивал им огромные деньги за «опыты» по усовершенствованию балалаек.
Что же это был за человек, которого все желали и берегли? Тут две причины. Первая кроется в исключительном характере, и вторая - в замечательном мастерстве и проявлении необычайной разносторонней талантливости русского человека:
- Семён Иванович, как хорошо вышла у Вас эта работа?»
- Да ведь конца хорошему нет, Василий Васильевич, быть может, если постараюсь, так ещё лучше выйдет, кто ж его знает.
- Семён Иванович, я вижу, что Ваша работа стоит гораздо большего жалования, чем Вы получаете. Вы всегда можете иметь место с гораздо большим вознаграждением, чем у меня, но я не могу Вам заплатить больше, Вы знаете, что мастерская преследует исключительно художественные цели, а не коммерческие и не может себя даже окупить. Конечно, для меня была бы большая утрата, если бы Вы ушли от меня, но мастер будет платить Вам гораздо больше сравнительно с тем маленьким жалованием, которое Вы получаете у меня.
- До тех пор пока Вы меня не прогоните, я не уйду от Вас, я слишком люблю Ваше дело, да и Вас.
Этот разговор проходил после того, как Налимов прослужил 8 лет, после чего он оставался у меня ещё 18 лет, т.е. служил до самой своей смерти.
- Семён Иванович я не был почти целую зиму дома и не знаю, хорошо ли Вам живётся без меня, - не надо ли чего-нибудь, скажите откровенно? » - спрашивал я его, зная его скромность.
- Всё очень хорошо, Василий Васильевич, а если бывает что дурное, то без этого уж никак не возможно, только я всем очень доволен.
Итак, этот человек, живя у меня в течение 26 лет, не тревожил меня ни одной жалобой. Что же касается его мастерства, то инструменты его работы – балалайки, домры, по красоте тона, художественной законченности работы, не имеют себе, по крайней мере, до сего времени, равных. Никто до сего времени, из известных мне мастеров, не превзошёл работ Налимова, да, вероятно, долго и не превзойдёт, потому, что люди такого сорта как С.И.Налимов - люди исключительные.
Не могу не упомянуть о выдающемся факте. Клавишная механика, с помощью которой производится игра на усовершенствованных гуслях, причиняла мне массу неприятностей. Страшно хрупкая, очень не прочная и сложная, эта громоздкая механика давала себя знать, постоянно портясь и требуя чуть не ежедневной починки во время моих артистических поездок. Мастер Гергенс, её соорудивший, никак не соглашался на переделку или упрощение пока у него не выйдут, т.е. не распродадутся все уже заготовленные заранее по одному шаблону механики. Я, потеряв терпение, решил обратиться к С.И.Налимову за помощью. Семён Иванович ознакомился с конструкцией, постиг сразу все её недостатки и изготовил такую простую прочную механику, что даже упрямые мастера специалисты, увидя её, поёжились с досады. Вторая механика, изготовленная С.И.Налимовым к гуслям того же типа, была ещё совершеннее первой. Это был точный, никогда не портящийся механизм, который и сейчас, находясь в употреблении на гуслях в моём оркестре, заставляет с благодарностью вспоминать С.И.Налимова и удивляться его гениальным способностям».