Москва во времена феодальной раздробленности
Занимая чрезвычайно выгодное географическое положение, Москва не могла оставаться простым сельским поселением.
Именно через неё шёл важнейший путь из Киева во Владимир и поэтому неудивительно, что уже через несколько лет после первого упоминания здесь возникает крепость.
В Тверской летописи под 1156 упоминается следующее: «Князь великий Юрий Володимирович заложи град Москву на устниже Неглинны, выше реки Аузы».
Начиная с этого года после строительства деревянной крепости на Боровицком холме на левом берегу Москвы-реки, можно говорить о Москве как о городе.
Археологические изыскания дают некоторые представления о размерах Москвы этого периода. Посад спускался с Боровицкого холма на низменный Подол, где в ту пору уже очертились контуры улицы с её городскими дворами. Эта улица тянулась к востоку примерно до того места, где ныне расположена Соборная площадь. По соседству с поселением располагалась небольшая крепость, заложенная Юрием Долгоруким. При строительстве в Кремле, на месте современного Большого Кремлёвского дворца, были обнаружены остатки древнего рва, отделявшего территорию мыса Боровицкого холма. Таким образом кремлёвская крепость имела крайне небольшие размеры, располагаясь между речкой Неглинной и зданием современной Оружейной палаты и занимая территорию всего около 1,5 гектара. Само же поселение времён Юрия Долгорукого охватывало территорию примерно в 6 раз большую.
На протяжении первых десятилетий своего существования город становился важной пограничной крепостью на рубежах Северо-Восточной Руси и входил в состав Великого Владимирского княжения. После Юрия Долгорукого Москвой последовательно владели его сыновья Андрей Юрьевич Боголюбский и Всеволод Большое Гнездо.
Что представляла собой Москва в этот период? В выяснении данного вопроса наибольший интерес представляют летописные известия, относящиеся к 70-м годам XII века и связанные с описанием княжеских междоусобиц. 1175 год отмечен летописцем записью: «Москьвляни же, слышавше, оже идеть на не Ярополкь, и взратившися вспять, блюдуче домовь своихь». Под следующим годом составитель летописи упоминает «город весь и сёла». Эти отрывочные свидетельства летописи со всей очевидностью говорят о том, что к тому времени Москва являлась достаточно крупным городом, имеющим свою округу с пригородными сёлами, а сами москвичи составляли самостоятельный отряд во владимирской дружине. Руководить им должен был отдельный воевода. Таким образом, уже через несколько десятилетий после своего первого упоминания Москва является административным центром судя по всему, волости.
Несмотря на то, что Москва находилась всего в 200 километрах от столицы Владимирского княжества, наиболее короткая дорога к ней от Владимира была возможна лишь зимой, по льду замёрзшей Клязьмы. В другое время к городу добирались окольным путём, делая весьма значительный крюк к северу — через Ростов и далее на Переславль-Залесский. Прямая дорога была невозможна из-за огромных «ещё первобытных» лесов, самым известным из которых являлся Шеренский лес к востоку от Москвы, получивший своё название по притоку реки Клязьмы — реке Шерне. В этих лесных чащах нетрудно было заблудиться даже с проводником — в этом плане особенно показателен случай, отнесённый летописцем к 1175 году, когда в здешних местах разминулись между собой две княжеские рати — одна вышла из Москвы, другая из Владимира. Только через три с лишним века, на рубеже XV—XVI столетий эти прежде непроходимые места пересекла проезжая дорога — «Владимирка».
Определённая обособленность Москвы сыграла в истории города двоякую роль. С одной стороны, удалённость Москвы от центра княжества приводила к тому, что именно тут оседала основная масса переселенцев из районов южной Киевской Руси, раздираемой княжескими междоусобицами и набегами половцев. Прибывшее население массами оседало на пустующих землях по стыкам Ростово-Суздальской земли с Новгородской республикой, Смоленским, Черниговским и Рязанским княжествами. И хотя не существует прямых летописных указаний на эти демографические процессы — летописца мало интересовала хозяйственная и экономическая жизнь страны, тем не менее имеется уникальная возможность показать, что данные явления носили самый широкий характер. Историки, начиная ещё с Василия Никитича Татищева, обращали внимание на то, что целый ряд городов и поселений Северо-Восточной Руси носит те же названия что и города Южной Руси. Наиболее показательным в данном случае является пример с «тремя Переяславлями» — южным и двумя северными — Залесским и Рязанским, стоящими на реках с одинаковыми названиями Трубеж. Это объясняется просто — переселенцы называли вновь возведённые города и природные объекты привычными им названиями. Любопытно, что наибольший сгусток этих топонимов приходится именно на территорию современного Подмосковья.
Более точные сведения о том, что Москва являлась центром отдельной волости указаны в летописях начала XIII века, когда город становится местом сбора для войск Владимирских князей. В 1207 году, собираясь идти походом против черниговских князей, Всеволод Большое Гнездо призвал на помощь старшего сына Константина, который вместе с новгородским войском должен был ждать отца в Москве. Сюда же должны были подойти и рязанские князья. Однако они изменили Всеволоду, составив против него заговор. Узнав о действиях рязанцев, владимирский князь вторгся в пределы рязанской земли и разорил её. В 1209 году рязанские князья в отместку вторглись во владения Всеволода: «Начаста воевати волость Всеволожю великого князя около Москвы.» Особое внимание привлекает термин «волость», который используется для обозначений владений Владимирского князя. Вся территория, находившаяся под властью князя, именовалась его волостью. Но этим же словом можно было обозначить и отдельную часть княжества. Именно в этом значении и говорится о московской волости Всеволода в известии Лаврентьевской летописи под 1209 годом.